- не можете жить без риса и фасоли
- кладете соль в сметану
- встаёте в 5 утра и сразу идёте под душ
- здороваетесь и спрашиваете "как дела" у каждой кассирши
- с ласковой улыбкой, пропускаете вперёд людей в очереди
- сидите до полной остановки автобуса, а потом встаёте и стараетесь пробираться к выходу
- ужасаетесь ценам на бананы и лимоны
- не найдя скамейки, садитесь на бортик тротуара
- в жаркий день настаиваете, чтобы вам положили лёд в кока-колу
- в разгар зимы, выходя из дома, забываете надеть пальто
- на вопрос "как поживаете" отвечаете: "спасибо, слава богу, хорошо"
- когда выходите на балкон на 5-ом этаже, вас охватывает паника
- когда видите снег, хотите положить его в стаканчик и залить сиропом
- на варюжки и валенки смотрите с недоумением, стараясь вспомнить, что это такое.

esta es una pinche cancion:
Не надо оркестров,
Пусть пальцы разбудят гитару.
Споем про Эрнесто,
Споем про тебя, Че Гевара.
Пусть снова воскреснет,
Как отблеск зари в поднебесье -
Далекая песня,
Мятежного острова песня.
Нам зала не надо,
Хрустального блеска не надо.
Пусть светит над нами
Лишь небо, святое, как правда.
Споем про Эрнесто
С улыбкой, как снег белозубой,
Про сьерра-маэстро -
Мачете разгневанной Кубы.
Не надо оваций,
Пусть звонкою славою станет
Тот гнев, что взрываться
Начнет в неприятельском стане.
Споем про майора,
Что жил, как спресованный порох,
Такого не скоро
Забудет поверженный ворог.
Повтор 1-го куплета
Про грешного бога,
Что с пулей навек обручили,
Кого и солдаты,
И женщины Кубы любили.
Споем про Эрнесто,
Споем про тебя, Че Гевара...

Cергей ЕСЕНИН
ПЕСНЬ О СОБАКЕ
Утром в ржаном закуте,
Где златятся рогожи в ряд,
Семерых ощенила с.у.к.-а,
Рыжих семерых щенят.
До вечера она их ласкала,
Причесывая языком,
И струился снежок подталый
Под теплым ее животом.
А вечером, когда куры
Обсиживают шесток,
Вышел хозяин хмурый,
Семерых всех поклал в мешок.
По сугробам она бежала,
Поспевая за ним бежать...
И так долго, долго дрожала
Воды незамерзшей гладь.
А когда чуть плелась обратно,
Слизывая пот с боков,
Показался ей месяц над хатой
Одним из ее щенков.
В синюю высь звонко
Глядела она, скуля,
А месяц скользил тонкий
И скрылся за холм в полях.
И глухо, как от подачки,
Когда бросят ей камень в смех,
Покатились глаза собачьи
Золотыми звездами в снег.
1915

Picu, rstamos hablando de amor y no de comunistas.
>Picuchino написал:

>--------------

>esta es una pinche cancion:

>

>Не надо оркестров,

>Пусть пальцы разбудят гитару.

>Споем про Эрнесто,

>Споем про тебя, Че Гевара.

>

>Пусть снова воскреснет,

>Как отблеск зари в поднебесье -

>Далекая песня,

>Мятежного острова песня.

>

>Нам зала не надо,

>Хрустального блеска не надо.

>Пусть светит над нами

>Лишь небо, святое, как правда.

>

>Споем про Эрнесто

>С улыбкой, как снег белозубой,

>Про сьерра-маэстро -

>Мачете разгневанной Кубы.

>

>Не надо оваций,

>Пусть звонкою славою станет

>Тот гнев, что взрываться

>Начнет в неприятельском стане.

>Споем про майора,

>Что жил, как спресованный порох,

>Такого не скоро

>Забудет поверженный ворог.

>

>Повтор 1-го куплета

>

>Про грешного бога,

>Что с пулей навек обручили,

>Кого и солдаты,

>И женщины Кубы любили.

>

>Споем про Эрнесто,

>Споем про тебя, Че Гевара...

Константин Симонов
Жди меня, и я вернусь.
Только очень жди,
Жди, когда наводят грусть
Желтые дожди,
Жди, когда снега метут,
Жди, когда жара,
Жди, когда других не ждут,
Позабыв вчера.
Жди, когда из дальних мест
Писем не придет,
Жди, когда уж надоест
Всем, кто вместе ждет.
Жди меня, и я вернусь,
Не желай добра
Всем, кто знает наизусть,
Что забыть пора.
Пусть поверят сын и мать
В то, что нет меня,
Пусть друзья устанут ждать,
Сядут у огня,
Выпьют горькое вино
На помин души...
Жди. И с ними заодно
Выпить не спеши.
Жди меня, и я вернусь,
Всем смертям назло.
Кто не ждал меня, тот пусть
Скажет: - Повезло.
Не понять, не ждавшим им,
Как среди огня
Ожиданием своим
Ты спасла меня.
Как я выжил, будем знать
Только мы с тобой,-
Просто ты умела ждать,
Как никто другой.
1941

Кондор, я слышу в doctorzhivagueando некоторую долю иронии. Есть такое? Книгу я эту не читала, потому могу ошибиться. Вдруг пришла мысь, что литературный герой здесь не играет никакой роли, а используется для того, чтобы вызвать стереотипные картинки о России: степь, холод, снег - desolación..., algo así. Может такое быть? И всё несколько иронизируется.....
Тогда на русском надо ослабить восприятие "докторживаго" с той нагрузкой, которая даётся в произведении.......и.....у меня возникло "докторживагоремыкать"
"Поезда ссыльных докторживагоремыкая по Патагонии"
посмотрела у Даля: мыкать по свету, мыкать что взад и вперёд, таскать или дёргать...
На немецком, действительно, не передался образ, получились просто "туда-сюда бесцельно идущие поезда ..."
Конечно, без прочтения всего произведения не слышишь её музыку. Но во фразе "Trenes de deportados doctorzhivagueando por la Patagonia." слышу регги :)), что зазвучало бы иначе, если бы было "doctorzhivagando"....Jean Michel Jarre, например. Всё это учитывая разницу между употреблением "vagar" y "vaguear" в Испании. А автор книги ведь из Испании.

>Ekaterina escribe:

>--------------

>Вот уж не надо. :)

>

>"Меж берёзками, лугами

>Босиком да по траве

>Мчится свежий после бани

>Русский парень Депардье."

>

>Живите спокойно в Испании- море и солнце, а здесь нечего делать- грязь, слякоть, дождь и серое небо второй месяц. Добро бы снега навалило, а то..

>

Катя, :) это в Испании именно "нечего делать". Ну море, ну солнце, а в Питере - да, солнце не печёт, да, слякоть бывает, а октябрь какой тёплый и красивый был - я как раз там была - музеи, концерты, театры бесконееечно и на любой вкус! После СПб в Испании скушновато, но спокойнее и в море можно окунаться круглый год, и фруктами объедаться, что я и делаю.
Вот вопрос питания - для меня в СПб самый беспокойный. Я езжу туда со своими детьми, чтоб их там "образовывать", поэтому речь идёт не о моих гастрономических вкусах. Чтобы обезопасить семью, перехожу на картофель - макаронные изделия - греча - рис - морковь- свёкла-капуста - яблоки - бананы :))) ну "пискарёвский" ацидобифилин; ребёнок один любит ряженку "Простоквашино" с сахаром.
Можете смеяться - вожу с собой консервы: тунец в оливковом масле :)
Конечно, вожу и аптечку ( даже антибиотики)
С педиатром участковым повезло - очень хороший специалист.
Есть ли смысл или какой-то результат от этих поездок, спросит кто-нибудь. Есть. Старшему ребёнку ребёнку выдали бумагу "superdotado" ::), а про младшего тоже учитель каждый раз "Muy capacitado, muy capacitado"
Пересмотрели бы свою школьную программу, и у них большинство детей было бы muy capacitado, muy capacitado :)

А вот песня, которую я услышал еще в юности в исполнении Марии Долорес Прадера. И полюбил ее всем сердцем, даже не знаю, почему.
TÚ QUE PUEDES, VUÉLVETE
Atahualpa Yupanqui (Héctor Roberto Chavero)
Soñé que el río me hablaba
Con voz de nieve cumbreña
Y triste, me recordaba
Las cosas de mi querencia.
Qué cosas más parecidas
Son tu destino y el mío
Andar cantando y penando
Por esos largos caminos.
*******************
Tú que puedes, vuélvete,
Me dijo el río llorando
Los cerros que tanto quieres -me dijo-
allá te están esperando.
********************
Es cosa triste ser río
Quien pudiera ser laguna
Oir el silbo del junco
Cuando lo besa la luna.
Tú que puedes, vuélvete,
Me dijo el río llorando
Los cerros que tanto quieres -me dijo-
allá te están esperando.
Tú que puedes, vuélvete
И вот недавно я все же осуществил свою юношескую мечту и перевел эту песню на русский. Не судите строго - вот этот перевод.
“Ты ведь можешь – так вернись!»
Атауальпа Юпанки (Эктор Роберто Чаверо)
Во сне река мне журчала,
Тот голос был снегом с вершины,
И с грустью напоминала
Все, что давно мной любимо.
Как схожи, друг мой, с тобою
Судьбы, нам данные Богом!
С песней брести и тоскою
По этим длинным дорогам.
******************
Ты ведь можешь – так вернись! –
Сказала река мне, рыдая,-
Ведь горы, что ты так любишь всю жизнь,
Давно тебя ожидают!
********************
О, что за печаль быть рекою
Для той, что могла быть лагуной,
И песнь тростника и прибоя
Слушать в сиянии лунном.
********************
Ты ведь можешь – так вернись! –
Сказала река мне, рыдая,-
Ведь горы, что ты так любишь всю жизнь,
Давно тебя ожидают!
Ты ведь можешь – так вернись!

Сегодня и завтра - великие дни скорбной памяти для всего мира. В эти дни хочу напомнить тем присутствующим на форуме, кого это трогает, кто не считает "вандализмом" росписи солдат-победителей на стенах рейхстага, строки людей, чьи молодые, полные силы и таланта жизни были загублены войной, либо непосредственно, либо вскоре после победы, как случилось с Семеном Гудзенко. Только отдельные, наиболее запавшие мне в душу строчки и строфы. Послушайте их - павшие бойцы говорят с нами, их потомками...
Мы были высоки, русоволосы.
Вы в книгах прочитаете как миф
О людях, что ушли не долюбив,
Не докурив последней папиросы.
Когда б не бой, не вечные исканья
Крутых путей к последней высоте,
Мы б сохранились в бронзовых ваяньях,
В столбцах газет, в набросках на холсте.
Мир, как окно, для воздуха распахнут,
Он нами пройден, пройден до конца,
И хорошо, что руки наши пахнут
Угрюмой песней верного свинца.
И как бы ни давили память годы,
Нас не забудут потому вовек,
Что, всей планете делая погоду,
Мы в плоть одели слово "Человек"!
Николай Майоров. Убит в 1942 году.
И если мне смерть повстречается близко
Когда? - мы не будем об этом гадать,
Ты скажешь друзьям, что Захар Городисский
В боях не привык отступать.
Что он, нахлебавшись смертельного ветра,
Упал головой не назад, а вперед.
Чтоб лишних сто семьдесят два сантиметра
Вошли в завоеванный счет.
Захар Городисский. Погиб в 1943 году.
Когда на смерть идут — поют,
а перед этим можно плакать.
Ведь самый страшный час в бою —
час ожидания атаки.
Снег минами изрыт вокруг
и почернел от пыли минной.
Разрыв — и умирает друг.
И значит — смерть проходит мимо.
Сейчас настанет мой черёд,
За мной одним идёт охота.
Будь проклят сорок первый год,
и вмёрзшая в снега пехота.
Мне кажется, что я магнит,
что я притягиваю мины.
Разрыв — и лейтенант хрипит.
И смерть опять проходит мимо.
Но мы уже не в силах ждать.
И нас ведёт через траншеи
окоченевшая вражда,
штыком дырявящая шеи.
Бой был короткий. А потом
глушили водку ледяную,
и выковыривал ножом
из-под ногтей я кровь чужую.
Октябрь 1942 года
Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели.
Мы пред нашим комбатом, как пред господом богом, чисты.
На живых порыжели от крови и глины шинели,
на могилах у мёртвых расцвели голубые цветы.
Расцвели и опали... Проходит четвёртая осень.
Наши матери плачут, и ровесницы молча грустят.
Мы не знали любви, не изведали счастья ремёсел,
нам досталась на долю нелёгкая участь солдат.
У погодков моих ни стихов, ни любви, ни покоя -
только сила и зависть. А когда мы вернёмся с войны,
всё долюбим сполна и напишем, ровесник, такое,
что отцами-солдатами будут гордится сыны.
Ну, а кто не вернётся? Кому долюбить не придётся?
Ну, а кто в сорок первом первою пулей сражён?
Зарыдает ровесница, мать на пороге забьётся, -
у погодков моих ни стихов, ни покоя, ни жён.
Пусть живые запомнят, и пусть поколения знают
эту взятую с боем суровую правду солдат.
И твои костыли, и смертельная рана сквозная,
и могилы над Волгой, где тысячи юных лежат,
это наша судьба, это с ней мы ругались и пели,
подымались в атаку и рвали над Бугом мосты.
...Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели,
Мы пред нашей Россией и в трудное время чисты.
1945 год
Мы не от старости умрём, -
от старых ран умрём.
Так разливай по кружкам ром,
трофейный рыжий ром!
1946 год
Семен Гудзенко. Умер вскоре после этого "от старых ран"...

Белла Ахмадулина
НОЧЬ
Андрею Смирнову
Уже рассвет темнеет с трех сторон,
а всё руке недостает отваги,
чтобы пробиться к белизне бумаги
сквозь воздух, затвердевший над столом.
Как непреклонно честный разум мой
стыдится своего несовершенства,
не допускает руку до блаженства
затеять ямб в беспечности былой!
Меж тем, когда полна значенья тьма,
ожог во лбу от выдумки неточной,
мощь кофеина и азарт полночный
легко принять за остроту ума.
Но, видно, впрямь велик и невредим
рассудок мой в безумье этих бдений,
раз возбужденье, жаркое, как гений,
он все ж не счел достоинством своим.
Ужель грешно своей беды не знать!
Соблазн так сладок, так невинна малость—
нарушить этой ночи безымянность
и все, что в ней, по имени назвать.
Пока руке бездействовать велю,
любой предмет глядит с кокетством женским,
красуется, следит за каждым жестом,
нацеленным ему воздать хвалу.
Уверенный, что мной уже любим,
бубнит и клянчит голосок предмета,
его душа желает быть воспета,
и непременно голосом моим.
Как я хочу благодарить свечу,
любимый свет ее предать огласке
и предоставить неусыпной ласке
эпитетов! Но я опять молчу.
Какая боль — под пыткой немоты
все ж не признаться ни единым словом
в красе всего, на что зрачком суровым
любовь моя глядит из темноты!
Чего стыжусь? Зачем я не вольна
в пустом дому, средь снежного разлива,
писать не хорошо, но справедливо —
про дом, про снег, про синеву окна?
Не дай мне бог бесстыдства пред листом
бумаги, беззащитной предо мною,
пред ясной и бесхитростной свечою,
перед моим, плывущим в сон, лицом.
Bella Ajmadúlina
La noche
A Andréi Smirnov
El alba oscurece por tres puntos
y temerosa la mano no se atreve
a irrumpir en la blancura del papel
cortando el aire denso que lo guarda.
Como sin remedio mi razón es honesta
se avergüenza de su imperfección
y no deja a la mano alcanzar la dicha
de tramar yambos con el descuido de ayer.
Mientras está plena de signos la penumbra
una idea imprecisa que hace arder mi frente,
el poder del café o la pasión nocturna
se pueden confundir con chispas de la inteligencia.
Pero, en realidad, como grande es mi juicio
está a salvo de las locuras de estas vigilias,
pues esta ardiente excitación, como un genio,
méritos suyos no las considera.
¡Acaso es pecado desconocer mi infortunio!
Es tan inocente la pequeñez, tan dulce la tentación
de violar el anonimato de esta noche,
nombrando todo lo que me rodea por su nombre.
En tanto ordeno a mi mano no moverse
cada objeto me observa provocativo,
resplandece y vigila cada gesto mío
que insinúe le rinde pleitesía.
Seguro de que los amo
los objetos gruñen y mendigan,
anhelando con toda el alma
sea mi voz la que los cante.
¡Qué agradecida estoy a la vela,
quisiera hablar de su amada luz
y concederle la incansable caricia
de los epítetos! Pero, callo otra vez.
¡Qué dolor y tormento el de estar muda,
sin confesar ni con una palabra
toda la belleza que el amor
con mi pupila severa contempla!
¿De qué me avergüenzo? ¿Por qué no soy libre
en la casa desierta, bajo la nieve creciendo
para escribir mal, pero con justeza,
sobre la casa, la noche y el cielo azul tras la ventana?
¡No quiera Dios que pierda la vergüenza
ante la hoja de papel tan indefensa
ante la vela sencilla y luminosa
ante mi rostro esfumándose en el sueño!
Rusia, poesía viva
© Editorial Arte y Literatura
Traducción: Juan Luis Hernández Milián (Cuba)
PD: En el mensaje anterior se me escapó la segunda parte del poema.