Грустный Бог Gabriela Mistral
Под ветхий шорох осени-калеки,
где дряхлость рощ прикрыта желтизною,
я подымаю горестные веки,
и мой Господь встает перед мною.
Глухих часов медлительные слезы,
кармин листвы и золото заката.
Осенний Бог забыл псалмы и грозы,
в его глазах смятенье и утрата.
И мнится мне, что Тот, в огне и громе,
воспетый слепо, с опьяненьем страсти,
едва ли есть; да есть ли кто-то, кроме
того, кто сам нуждается в участьи!
Поблекли щеки, руки ослабели,
а в сердце -- рощей стонет непогода,
туманный взгляд не достигает цели,
и нас Ему не видно с небосвода.
И я из человеческого ада
иду к Нему с молитвой небывалой:
-- Верь, Отче наш, нам ничего не надо,
наш всемогущий, хрупкий и усталый!
Перевод Н.Ванханен
Mirando la alameda de otoño lacerada,
la alameda profunda de vejez amarilla,
como cuando camino por la hierba segada
busco el rostro de Dios y palpo su mejilla.
Y en esta tarde lenta como una hebra de llanto
por la alameda de oro y de rojez yo siento
un Dios de otoño, un Dios sin ardor y sin canto
¡y lo conozco triste, lleno de desaliento!
Y pienso que tal vez Aquel tremendo y fuerte
Señor, al que cantara de locura embriagada,
no existe, y que mi Padre que las mañanas vierte
tiene la mano laxa, la mejilla cansada.
Se oye en su corazón un rumor de alameda
de otoño: el desgajarse de la suma tristeza.
Su mirada hacia mí como lágrima rueda
y esa mirada mustia me inclina la cabeza.
Y ensayo otra plegaria para este Dios doliente,
plegaria que del polvo del mundo no ha subido:
"Padre, nada te pido, pues te miro a la frente
y eres inmenso, ¡inmenso!, pero te hallas herido".

Ya Borges lo dijo alguna vez sobre alguno de sus traductores:
"Su traducción es mejor que el original..."
Yo por mi parte no lo calificaría tan binariamente, pero no dejaría de reconocer: "para traducir poesía, hay que ser poeta"...
escribe:
>--------------

>Грустный Бог Gabriela Mistral

>

> Под ветхий шорох осени-калеки,

> где дряхлость рощ прикрыта желтизною,

> я подымаю горестные веки,

> и мой Господь встает перед мною.

>

>

>

> Глухих часов медлительные слезы,

> кармин листвы и золото заката.

> Осенний Бог забыл псалмы и грозы,

> в его глазах смятенье и утрата.

>

> И мнится мне, что Тот, в огне и громе,

> воспетый слепо, с опьяненьем страсти,

> едва ли есть; да есть ли кто-то, кроме

> того, кто сам нуждается в участьи!

>

> Поблекли щеки, руки ослабели,

> а в сердце -- рощей стонет непогода,

> туманный взгляд не достигает цели,

> и нас Ему не видно с небосвода.

>

> И я из человеческого ада

> иду к Нему с молитвой небывалой:

> -- Верь, Отче наш, нам ничего не надо,

> наш всемогущий, хрупкий и усталый!

>

> Перевод Н.Ванханен

>

>Mirando la alameda de otoño lacerada,

>la alameda profunda de vejez amarilla,

>como cuando camino por la hierba segada

>busco el rostro de Dios y palpo su mejilla.

>

>Y en esta tarde lenta como una hebra de llanto

>por la alameda de oro y de rojez yo siento

>un Dios de otoño, un Dios sin ardor y sin canto

>¡y lo conozco triste, lleno de desaliento!

>

>Y pienso que tal vez Aquel tremendo y fuerte

>Señor, al que cantara de locura embriagada,

>no existe, y que mi Padre que las mañanas vierte

>tiene la mano laxa, la mejilla cansada.

>

>Se oye en su corazón un rumor de alameda

>de otoño: el desgajarse de la suma tristeza.

>Su mirada hacia mí como lágrima rueda

>y esa mirada mustia me inclina la cabeza.

>

>Y ensayo otra plegaria para este Dios doliente,

>plegaria que del polvo del mundo no ha subido:

>"Padre, nada te pido, pues te miro a la frente

>y eres inmenso, ¡inmenso!, pero te hallas herido".

>